Павел Максимов
Любовь Артема Веселого к яркому, цветистому слову и такой же яркий, очень своеобразный язык его произведений широко известны. Мой приятель поэт-штукатур Иван Валяло и другие товарищи, близко знавшие Артема Ивановича, посмеиваясь, говорили мне, что и в своем быту, в разговоре он был также большой любитель и мастер затейливых и кудрявых выражений, крепких и соленых матросских словечек… «В русском разговоре без крепкого словца складу настоящего нет», — говорит он в своем рассказе «Дикое сердце».
Проще сказать, о нем говорили, что он — грубоватый человек, ругатель. Все это оказалось сильно преувеличенным. Узнав его ближе, я увидел, что если и есть у него некоторая грубоватость, то она — деланная, напускная. А на самом деле это был смирный и даже деликатный человек, притом — думающий, культурный писатель, тончайший художник.
Между прочим, он говорил мне, что любимая его книга — «Словарь» Даля, и что он всюду возит его с собой. Рассказывал, что авторские рукописи всех томов «Словаря» Даля и записанных им «Пословиц и поговорок русского народа» хранятся в каком-то музее в Москве. По тем же соображениям работы над словом очень интересовал Артема Ивановича и поэт-словотворец В. Хлебников. В один из вечеров он долго рассказывал мне о В. Хлебникове, его взглядах на слово и работах. Говорил, что считает его гениальным, что хранит его поэмы, знает их наизусть, знаком с каждой деталью биографии поэта.
Из рассказов Артема Ивановича о литературной жизни в Москве было видно, что наиболее близкими ему людьми из писателей были Н. Н. Ляшко и А. С. Новиков-Прибой, Феоктист Березовский, В. М. Бахметьев, Л. Н. Сейфуллина и еще немногие.
В это время Крайистпарт организовал в Ростове, в нижнем этаже здания крайисполкома, в нескольких больших комнатах, выставку документов и других [186/187] экспонатов по истории революционного движения и гражданской войны на Северном Кавказе. Артем работал в Крайистпарте и на этой выставке очень усердно, по десять часов ежедневно, прочел тысяча страниц разнообразных документов, но, как говорил мне, выписал из них в свой блокнот сравнительно немного.
Артем Веселый бывал у вас в редакции «Советский Юг», и в недавно, всего за год перед тем, созданной Ростовской писательской организации и познакомился со многими молодыми ростовскими писателями — А. Бусыгиным, С. Ждановым, Г. Кацем и другими. Держался он с ними без малейшего самомнения, а с А. Бусыгиным, таким же вчерашним рабочим, красногвардейцем, как и он сам, сразу подружился.
В следующий свой приезд в Ростов, в 1925 году, Артем Веселый вновь каждый день ходил в Крайистпарт, опять прочитал там горы материалов для будущей своей книги «Россия, кровью умытая», и уехал на Кубань, а оттуда — по следам отступавшей в 1918 году XI армии — на Терек и дальше, до Кизляра, и потом через астраханские пески — на Царицын. Особенно ему было нужно проехать по следам известного красного партизана Ивана Кочубея, повешенного белыми в городе Святой Крест (позже — Прикумск, ныне — Буденновск), — одного из героев его «России, кровью умытой», выведенного под именем Ивана Черноярова.
Вернувшись из поездки по Кубани, Артем Иванович рассказывал мне, что побывал на родине Кочубея, говорил с его братьями и близкими. Также и в других станицах Артем Иванович собирал казаков, рядовых участников гражданской войны, выслушал рассказы около сорока человек, пригодившиеся ему как свидетельства живых участников событий тех лет.
В суровую и морозную зиму 1926-27 г. состоялась третья поездка Артема Веселого по следам XI армии.
На этот раз вместе с женой он путешествовал долго, вероятно не одну неделю, — поездами, в теплушках и на подводах, а где, из станицы в станицу, и пешком — и по снегу, и по невылазной грязи; они разыскивали нужных людей, расспрашивали их о великом и страшном походе отступавшей XI армии, обо всем, что относилось к легендарному Кочубею. Если память не изменяет мне, Артем Веселый рассказывал, что от Кизляра до Астрахани они ехали в кибитке, наподобие кочевников. Он записывал нужное ему и таким путем собирал материал для «России, кровью умытой». Ночевали где придется…
Таковы, были метод и его манера собирания и изучения материала.
— Ну, а как у тебя продвигается с «Россией»? — спросил я у писателя.
— Туго, — ответил он и рассказал мне, что по впечатлениям от поездок по станицам Кубани и по рассказам казаков — красных партизан о Кочубее он написал лишь два «залпа» (то есть две главы) романа «Россия, кровью умытая».
— А дальше туго идет дело, — говорил Артем Иванович. — Две главы накисал, а перед третьей встали непреодолимые трудности: тон этих двух глав так высок, что в следующей, третьей, он должен перейти в визг, чего я, понятно, не могу допустить. А снижать тон — тоже нельзя… Временно — бросил писать «Россию», взялся за «Ермака» (позже он назвал эту свою книгу «Гуляй, Волга!»). За два года прочел о Ермаке все, что нашел в московских библиотеках, — сотни томов. Родословную Строгановых знаю наизусть до двадцатого колена. Мои секретари роются в кучах архивного хлама и нагребли мне груды словесного золота…
А в прошлом году не утерпел: решил поехать по следам Ермака — своими глазами увидеть места, по которым он продвигался со своей дружиной и где все это происходило, сверить кое-что из того, о чем прочитал в книгах, с историческими фактами, кое-что уяснить, уточнить на месте… Ну, а летом в прошлом году поехал на Волгу, Каму, Иртыш… По Иртышу плыл неделю — от одного ермаковского городка в верховьях до впадения Иртыша в Тобол…
Словом, проплыл в лодке все эти ермаковские места, многое видел, многое уяснил самому себе. Скажу тебе: путь был нелегкий. Охотничью и рыбачью жизнь я знаю… И во время плавания по Волге, Каме, Чусовой и Иртышу кормился с помощью сетей и ружья. Вечером, при заходе солнца, причаливал к берегу Иртыша, к какой-нибудь полянке на опушке леса, разводил костер и варил себе обед. И вот тут я узнал, что такое комары на сибирских реках. Это что-то невероятное! Тучи комаров… Русский язык богат, разнообразен. Недавно я прочел у Арсеньева: «Комаров было так много, что своей массой они тушили костры». Лучше не окажешь! Так было и на Иртыше…
Через день продолжались все те же наши разговоры… О чем? Конечно, о литературе.
— А какой, скажу я тебе, яркий, сочный, ядреный язык у наших людей на Каме! — с восхищением продолжал Артем Иванович. — Какие я там сделал интересные словесные находки. Вот там же, на Каме, в прошлом году мне впервые довелось услышать слово «отдарок». Есть подарок и есть, оказывается, отдарок — прекрасное, но совсем забытое старинное русское слово. Или вот еще слово: «кормщик», то есть человек, который кормит, вместо нынешнего «интендант», «каптенармус»…
В разговоре о тех же колоритных русских словцах, Артем Иванович [187/188] привел в виде иллюстрации сценку из своего будущего романа о Ермаке, причем он рассказывал ее так живо, будете сам был свидетелем этой сценки.
— Поразительно неисчерпаемо богат народный русский язык словесными сокровищами! — тихо, проникновенно продолжал Артем Веселый. — Обычно в повседневных разговорах мы не вдумываемся в происхождение слов, которые произносим, не ищем их глубоких корней. А для меня это интереснейшее занятие. Вот, к примеру, происхождение названий некоторых старинных русских городов. Не помню, какой князь, кажется один из Изяславичей, пошел на половцев, разбил их на нынешней Украине и таким образом «переял их славу». Отсюда название города — Переяслав. Другой какой-то князь пошел войной в карпатские края, но, взвесив положение и не надеясь на свою небольшую силу, передумал идти дальше — «перемыслил». Отсюда название города — Перемышль. Или вот город Суздаль. Часто удельные русские князья, собираясь в верховьях Волги, ходили войной на татар. (Ходить на Казань они тогда еще не осмеливались — не хватало силы). Место встречи князей, ожидания друг друга — «Суждаль», Суздаль. Удивительно все это!
— Этак, если думать над каждым словам, то нельзя и работать, — сказал я Артему Ивановичу.
— Я и не думаю над каждым словом. Но если работаешь над словом, то проверить себя иногда не мешает, — ответил он. — Ах, и люблю же я хорошее, здоровое, краснощекое слово! Найдешь одно такое полновесное слово, как «отдарок» или «кормщик», — и носишься с ним, любуешься им — и рад-радешенек! С хорошим словом, как с песней, и жить веселее… Недавно вышла книга писателя. И все говорят: «Плохая книга». А я не согласен с этим. В книге есть замечательное сравнение: «Осенний лист падал, как подстреленная птица». Такого сравнения я еще нигде не читал. Один этот образ спасает книгу.
В конце своей книги «Гуляй, Волга!», вышедшей в 1933 году, Артем Веселый поместил в виде приложения выписки из старинных летописей о походе Ермака, свои исторические заметки и другие материалы об этом походе. Этот раздел в конце книги называется так: «Литературные додарки».
— Вот такие-то мои дела, — продолжал Артем Иванович. — За три последних года прочитал сотни томов о Ермаке, много ездил, много видел — а написал всего несколько страничек… Маловато… Но что же делать? Писание по способу фотографирования, соблазны легкого печатания — это не для меня. На этого коня я не сяду. По-моему, главное, что необходимо писателю, это знать своего коня и — побольше смелости. Что касается меня и моего отношения к слову, то я считаю, что каждое наше слово должно быть подобно звонкой монете — словами нужно вызванивать. Слова должны тесно и цепко стоять друг за друга. Держа друг друга за руки, они должны идти хороводом со страницы на страницу… Первой своей настоящей книгой я считаю «Реки огненные», хотя это и ранняя моя вещь, 1923 года. Все написанное ранее, в пору оголтелого ученичества, в счет не идет, включая «Масленицы». Считаю, что «Реки огненные» — звонкая, хорошо сделанная вещь.
Взяв у меня из рук какую-то книгу за корешок, листами вниз, Артем Веселый стал потряхивать ею, говоря:
— Книгу надо делать так, чтоб, когда потрясешь ею, из нее не выпала бы ни одна строка, ни одна фраза, чтоб книга была, как литая.
В общем, работаю я, Павло, туго, медленно, упорно шлифуя каждое слово. Литературная работа для меня не вдохновение, а каторжный труд, и в этом я — прилежный ученик и поклонник Флобера. Работа художника всегда была и будет подвижничеством. Ни за славой, ли за большими деньгами, ни за похвалой критики я не гонюсь. Знаю, что иные оценки критики бывают условны, что у некоторых оценок бывает и закулисная сторона… Зачем мне все эти литературные споры, драки и драчки, весь этот литературный шум? Судите меня по моим в е щ а м…
Приезжая в Ростов, Артем Веселый давал отрывки из своих произведений в журналы, и эти отрывки печатались там. Сотрудники, из редакций журналов, в большинстве и сами молодые писателя, относились к Артему Ивановичу и дружески, и почтительно, с уважением и любовью и рады были напечатать фрагмент из его новых произведений. Он видел это и относился к ним и товарищам-писателям тоже по-дружески, по-братски…
Беседы и встречи с этим замечательным человеком и писателем на долгие годы сохранила моя память.
